Тематический классный час "Мы остались живы", посвященный Международному дню освобождения узников фашистских концлагерей

ИСТОРИЯ МАЛОЛЕТНЕЙ УЗНИЦЫ ТАТЬЯНЫ ЛИСКОВОЙ

Новый порядок на территории Беларуси насаждался через геноцид и массовый террор. За малейшие нарушения — расстрел. За время гитлеровской оккупации на принудительные работы в Германию было вывезено почти 400.000 жителей Беларуси. Около половины из них погибли в неволе. На территории Беларуси нацисты создали около 250 лагерей советских военнопленных и 350 лагерей, тюрем, других мест принудительного содержания гражданского населения. Массово совершалось убийство еврейского населения и евреев, депортированных из Западной Европы. По количеству жертв (206.500 человек) лагерь смерти Тростенец считается одним из крупнейших в Европе. В марте 1944 года в лагеря смерти, организованные нацистами возле населенных пунктов Озаричи, Подосинник и Дерть, было согнано около 50.000 стариков, детей, женщин, инвалидов, людей, больных тифом. До освобождения 65-й армией 1-го Белорусского фронта 18 — 19 марта 1944 года здесь погибло от 9.000 до 13.000 человек (некоторые исследователи даже называют цифру 20.000 жертв). В материалах Нюрнбергского процесса назывались цифры освобожденных: детей до 13 лет — 15.960 человек, нетрудоспособных женщин — 13.072 и стариков — 4.448. В их числе была Татьяна Лискова. 

Мне было восемь лет, когда началась война. Пять дней шла мобилизация мужчин в Красную Армию, ежедневно стояли крики, плач, и мы, дети, прижавшись к матерям, тоже плакали. Забрали всех, нашего отца тоже, хотя он был нестроевой. В конце июля — августе в деревне появились немцы на мотоциклах, что-то кричали, но никто не понимал их. А через несколько дней приехала машина с полицаями. Те назначили старосту, развесили устрашающие приказы: что делать, за что расстрел. 

Однажды к нам в дом заходят гитлеровцы с собаками, кричат и выталкивают всех на улицу. Смотрим, там уже люди стоят, никто ничего не понимает. Подъезжают полицаи и командуют вернуться в дома, собрать необходимые вещи и через 20 минут снова быть на улице. Кто решит спрятаться — будет расстрелян. Потом сказали построиться друг за другом и погнали.

Наша деревня Сталка в Чаусском районе насчитывала более 200 дворов, в каждой семье по 3 — 5 детей, можно представить, какая шла вереница женщин, детей и стариков. Двигались в направлении деревни Островы. Перед деревней — речка Реста, скомандовали свернуть на луг. Мы думали, будут расстреливать и топить в воде. Но подъехали две крытые машины, выскочило много гитлеровцев. Стали быстро хватать девушек, хлопцев-подростков, молодых женщин (у них отбирали маленьких детей) и всех запихивать в машины. Что там происходило! Ужас, крики: с одной стороны — матери, с другой — дети.

Потом снова несколько дней шли без остановок. Люди свои запасы ели на ходу и подкармливали детей. Куда, зачем гонят — никто не знал. Так всю осень нас перегоняли с места на место…

Время от времени останавливались, и тогда женщин и более крепких стариков уводили рыть траншеи. Моих маму и дедушку тоже. Им что-то давали есть, вот они и припрятывали немножко для нас, детей. 

В деревне Жеребцы часов в шесть утра появились каратели и стали забирать детей в возрасте от 7 лет. Скомандовали встать и мне. Помню, у меня весь организм будто одеревенел. Спасло то, что на подбородке выскочили какие-то болячки. Немец кричит: нет, а староста говорит, что это быстро лечится. Все-таки меня не взяли. Позже бабушка услышала разговор: детей хватают, чтобы брать у них кровь для своих раненых. И что тогда они придумали с женщинами: ночью нас сажали в большую печь и закладывали торфом. Так я и некоторые другие малыши остались жить. А еще дедушка понял, что траншеи роют не просто так: видно, близко Красная Армия, и детей необходимо любыми судьбами спасать.

Мы уже думали, что здесь и дождемся освобождения. Но в середине февраля опять появились фашисты и скомандовали собираться. А что собирать: обувь износилась, мои ноги босые остались. Тогда дедушка из своих брюк скрутил мне лапти. 

Шли истощенные, замотанные в тряпки, куда и зачем — непонятно. Уже и не плакали, и не кричали. Только по обочинам дороги оставались лежать мертвые люди. 

Снова палачи скомандовали остановиться. Перед нами колючая проволока, вышки с пулеметами… Озаричи. Зашли, кругом люди, снег подтаял, грязь, холод, никаких сооружений. Костров не разжигали — запрещено. Кто лежит прямо на земле, кто сидит. Вдоль забора — штабеля мертвых. 

Бабушка подвела нас к маленькой елочке, нагнула ее, мама села, маленьких братиков Лешу и Мишу запрятала себе на груди под шубу, а мы, остальные дети, прижались рядом. 

Тифозные больные, дети умирали каждый день. Нашей маме удалось спасти нас пятерых только благодаря дедушке и бабушке. Нас никто не кормил. Иногда, как собакам, бросали какой-то хлеб. После такой фашистской «милости» многие оставались на земле навечно. Бабушка сняла с головы своей ситцевый платочек, порвала его на части, сгребала туда грязный снег и давала нам сосать талую воду. 

И вот кто-то сказал, что видел наших разведчиков. Но мы уже просто не могли поверить, что идет освобождение. Послышались взрывы. Затем появились наши солдаты. Дедушка и еще двое солдат взяли нас и понесли, а маму и бабушку повели под руки.

Помню, как вернулись в свою сожженную деревню, как сеяли весной 1945 года и дождались урожая — все сами, ведь помощи ниоткуда не было. Но была бесконечная радость, что мы не слышим вражеский говор, что остались живы. 

Татьяна Мартыновна ЛИСКОВА, бывшая малолетняя узница концлагеря Озаричи.